— Ну что, можно сказать, порешали, — сказал Костин.

— А синдикат?

— Что? — не понял Костин, и все дружно поглядели на Беса.

Постников сидел, выпрямившись, как лазерный отвес и ухитрялся сверлить всех одним лишь глазом.

— Синдикат, — повторил кибернетик. — «Седьмое производственно-коммерческое управление по обслуживанию корпуса обеспечения внешнеэкономической деятельности при Министерстве Иностранных Дел СССР». Которому все еще не придумали представительское название. Что с нашим синдикатом?

«Флибустьеры» переглянулись с одинаковым и трудноописуемым выражением на лицах, чем-то средним между «а это еще кто?» и «как же мы об этом забыли?».

— Синдикат… — повторил Копыльский. — Ну что, он есть. Долги по нему в целом погашены за счет «Кайма», верно?

— Да, — ответил Нах.

— Но мы должны с него зарабатывать, — упрямо гнул свое Постников. — Он может приносить доход.

— Друг мой, — произнес Костин с усталым терпением, как школьный учитель на последнем уроке в начальном классе. — Забудь.

— Что?.. Забыть? После всего?..

Постников сжал кулаки, наклонил голову, глядя исподлобья, как готовый к атаке на тореадора бык.

— Именно после всего, — столь же терпеливо подсказал Костин. — Синдикат организовывался в расчете на вливания и поддержку со стороны. Но даже тогда предприятие шло по краешку допустимого риска. Поскольку ни денег, ни защиты со всей очевидностью мы не дождемся…

Костин молча и выразительно развел руками.

— К тебе претензий тоже нет, — резко и прямо сказал Копыльский. — Вы с Витей что обещали, то выполнили. Могло получиться. Не получилось.

— Закрытие проекта. Фиксация убытков, — усмехнулся Кадьяк. — Последний, кто уходит, должен выключить свет и кинуть в помещение термитную шашку?

— Именно так, — слабо улыбнулся Копыльский. — Все именно так.

— А я думал, вы все же попробуете чистить «хвосты»… более энергично, — признался Кадьяк.

— Мы не бандиты и не гопы, — надменно задрал подбородок «флибустьер». — Мы честные коммерсанты. Кроме того, глядишь, еще как-нибудь вместе поработаем. Да и страховочку ты наверняка оставил, так ведь?

Наемник и честный коммерсант обменялись понимающими улыбками, в которых искренности с доброжелательством было столько же, сколько в ухмылке гиен.

— А если я не согласен? — с прежним упорством гнул свое Постников.

— Ты директор, — пожал плечами Костин. — Твое право.

— А чего ты хочешь? — спросил Нах с тенью любопытства в голосе.

— Чего я хотел, то получил, — сказал Бес. — Теперь нужно, чтобы это все заработало. Есть организация, есть направления деятельности, есть подробная техком…

Он запнулся, вспомнив покойного Фирсова.

— …карта. Давайте работать, товарищи!

— Тебя сомнут, — сказал Нах, делая отчетливое ударение на первом слове. — И очень быстро.

— Меня возможно. А Нас? — теперь акцент сделал Бес.

— Нет никаких «нас» — отрубил Костин, у которого на лице читалось нескрываемое «давайте закрывать балаган». — Синдикат повис на причинном месте, пора отвязывать, пока не оторвалось. Убытки свели к минимуму, это хорошо. Бывало, приходилось рвать лапу из клея с куда большими потерями.

— А если я продолжу? — тихо спросил Бес.

Снова повисла тяжелая и долгая пауза. Комитетчики смотрели на кибернетика одинаково стеклянными, ничего не выражающими глазами. Кадьяк наоборот, глядел с явным любопытством. Мохито светил оптикой, а Матвей, казалось, ушел в прострацию. Глинский сел в пол-оборота к столу, как будто хотел отгородиться плечом от Беса. Впрочем стрелок и без того вел себя странно, очередное чудачество не привлекло внимания.

— Да, если я продолжу, — повторил Бес. — Что тогда?

— Тогда, я бы сказал, это будет история эпического успеха, — сказал Копыльский. — Или наоборот, что куда вернее. Словно в кабуке про великого буржуина, который превозмог вопреки всему. Но мы не в кабуке. И ты не капиталист. У синдиката есть название, реквизиты, временная печать и настоящий директор. Больше ничего. Конечно, люди гнули под себя мир даже с таким раскладом, но… Нет. Не верю.

— Фирсов тоже не верил, — столь же рассудительно напомнил Бес. — И вы не верили. А потом все получилось… ну, почти.

— Да, — согласился «флибустьер». — Витя поверил. И где он теперь?

— Нечестный прием. В провале нашей вины нет, ты сам сказал.

— Признаю, — поднял ладони Копыльский. — Так я сказал. А теперь говорю на правах того, кто с десяток таких, прости господи, синдикатов поднял «под ключ» и еще больше закопал вместе с бОрзыми учредителями. Тебе не выстоять. С хорошим кредитом и хорошим зонтиком над головой шансы были неплохие, рисковать можно. А сейчас — нет. Так что составляй приказ номер два с решением о самоликвидации синдиката и отставке с директорской должности. Покажешь себя исполнительным и послушным мальчиком, возможно, подкинем тебе работенку по профилю. Копеечка небольшая, однако, на жизнь хватит.

— А если нет?

Бес пустил голову еще ниже, как рептилия, готовая к броску.

— Да и хрен с тобой, — развел руками «флибустьер». — Твоя игрушка, развлекайся на здоровье.

— Где персонал найдешь? — спросил Костин. — Чем ему платить будешь, у тебя нулевой баланс и никакого имущества для кредитного обеспечения кроме печати.

— Я найду, — сумрачно с холодной решимостью ответил Бес и повторил. — Найду! Бывало и хуже, но я выкарабкался. Справлюсь и теперь.

— Что ж, дело твое, — меланхолично сказал Костин. — Дерзай. А мы посмотрим, чем это закончится. Но со стороны.

— Вы разрываете партнерство?

— Разумеется.

— Договорились.

— Упертый баран, — вздохнул Копыльский. — Но дело и впрямь твое. Отговаривать не станем.

— Мое, — согласился Бес с видом человека, который принял главное решение и теперь готов бежать по тоннелю предрешенных действий без сомнений и оглядки.

— Я бы вложил немного денег, — вдруг сообщил Нах.

— Ты шутишь? — приподнял бровь Костин.

— Нет. Но есть в его словах некая сермяжная истина, — хмыкнул бухгалтер. — Как сказал Витя, это живучая скотина. Многие пытались его убить, а ни у кого не вышло. Фартовая железяка. Может и в этот раз выплывет? Поглядим. В худшем случае потеряем еще немного денег.

— Хер там плавал, — недовольно отрезал Копыльский. — Я средства комитета так разбазаривать не дам.

Костин дернул подбородком, молча согласившись с запретом.

— Да я и не прошу, — снова ухмыльнулся бухгалтер. — Свои вложу. Может быть. Подумаю.

— Подумай. А теперь все, — Копыльский громко захлопнул блокнот и встал, чуть подволакивая ногу. — Закончили прения. Мы уходим. Апартаменты оплачены до утра, развлекайтесь, как хотите.

— С наилучшими пожеланиями, — осклабился Глинский.

— Макс, а ты чего застрял? — спросил Костин.

— Я посижу еще, — ответил механический голос из компенсационного шлема Мохито. — Послушаю.

Костин хотел, было, что-то сказать, но передумал и махнул рукой, дескать, черт с тобой.

Перед выходом Костин оглянулся и через плечо негромко посоветовал:

— Вечером помяните Вить… Фирсова. Он прожил жизнь по-всякому, в основном плохо. Но свою черно-белую минуту заслужил.

— Черно-белую? — не понял Постников.

— Минута молчания, стопка «белой» водки, черная корочка, — ответил Глинский. — Ветеранская традиция.

— Мы помянем, — очень серьезно пообещал Кадьяк. — Он был воином и погиб в бою. Это уважительно.

[11] Про Город Годзиллы — видоизмененная цитата из эссе «Дни Гнева: левые террористы, черные радикалы, гражданская война в США, абсолютное безумие» (автор текста David Hines); в оригинале речь идет о политическом терроризме.

Глава 29

Бес промолчал и лишь когда щелкнул замок, прикрывая дверь за «флибустьерами», позволил себе выдохнуть, горестно склонившись над полированным деревом стола.

— Козлы, — тихо сказал он собственному отражению. — Ссыкливые козлы.