— Их можно понять, — прокомментировал тезис Кадьяк. — Коммерсанты мыслят другими категориями. Предел риска, упущенная выгода и все такое. Они многое поставили, отделались малой кровью, но все еще может перемениться. Логично, что сейчас время заползти в глубокую нору и там переждать.

— Да, это все верно, — согласился Бес, не отрываясь от созерцания двойника в отражении. — Но все равно…

Он с силой ударил по столу, выдохнув:

— Все же так хорошо пошло!..

— Ладно, теперь что? — прогудел Мохито. — Твой план?

— Только один, — зло выдохнул Постников, оторвавшись, наконец, от стола.

— И?.. — протянул Глинский, все так же глядя на Постникова через плечо.

— Драться.

— Драться, — повторил инструктор. — А как?

— Насмерть.

Бес поднялся, переступил с ноги на ногу, расправил плечи как боец перед новым раундом.

— Покойник оставил нам бизнес-план… то есть карту действий, — коротко, деловито начал кибернетик. — Мы знаем, что делать.

— У тебя нет денег, — напомнил Глинский. — Даже эта розовая дрянь, именуемая конторой, твоя всего на несколько часов.

— У меня есть синдикат, который вправе вести коммерческую деятельность. А значит, есть возможность набрать кредитов.

— Под дикие проценты, — скривил бровь Кадьяк.

Бес поднял сжатый кулак и выговорил сквозь зубы, с неподдельной решимостью и злобой:

— Да. Но все равно есть. И я это сделаю. А затем по джек-лондоновски, все в один удар. Пан или пропал. Либо «комса» попрет, либо не будет ни синдиката, ни меня.

Постников развернулся к спутникам.

— Вы со мной?

— Знаешь… — начал было с неопределенной интонацией Кадьяк, однако его вдруг перебил Глинский.

— Какая же ты тварь, — медленно, задумчиво, с каким-то почти зоологическим интересом вымолвил стрелок.

— Что?

— Какая же ты омерзительная тварь, — повторил Глинский.

— Ну, так вали нахер отсюда, — огрызнулся Бес. — Дверь найдешь.

— Ты все-таки не шпион, ты агент, задумчиво сообщил Глинский. — А у них башка под одно заточена, хватать и бить. Так что ты сделал пару ошибок. Но мне хватило.

— Да ну?

— Именно. Я ведь тебя знаю. Может не как мать родная, но все же знаю. И подумалось мне, что неплохо было бы глянуть, с чем ты сюда добрался? Откуда пришел? Какой след оставил?

— Ну, так ищи. Бешеной собаке семь верст не крюк.

— А я и поискал. Там поспрашивал, здесь справку навел. Припомнил твои обмолвки. Вчера все новости в кулачок собрал и даже удивился малость.

— И что же нашел? — с тщательно отмеренным безразличием спросил Бес, чувствуя, как струйка ледяного пота стекает вдоль позвоночника.

Глинский откинулся на спинку, так, что объемное пузо колыхнулось под рубашкой, выложил на стол широкие ладони, будто припечатывая слова.

— Виктор Васильков по кличке Василь. Генеральный директор кооператива «Затон». Знакомое имя?

— А по-русски теперь можно? — очень вежливым тоном спросил Кадьяк. — Или на любом понятном языке.

— Можно, — оскалил зубы в мрачной гримасе инструктор. — Наш энергичный друг, полный амбициозных планов, тварь и негодяй.

— Как и все мы, — поджал губы наемник. — Например, два индийца сейчас уже осели на дно в виде мясокостной взвеси. Я их убил и не переживаю по этому поводу.

— Они знали, на что шли. А вот Василь, который подобрал нищего «торпика» по прозивищу «Бес», пулю в благодарность явно не ждал. Директор был ограблен. И застрелен.

— А-а-а… — протянул Кадьяк. Помолчал и добавил с неопределенной улыбкой. — Так вот где ты взял недостающие деньги.

— Очевидно, их не хватило, — дернул плечом Глинский. — Пришлось добирать на стороне. Кристина Толчина по прозвищу Кицунэ, гейша. Такую помнишь?

— Возил пару раз, — стеклянным голосом отозвался Постников.

— Убита в ту же ночь, примерно двумя часами позже. Перелом шейных позвонков. Судя по силе и точности удара, били хорошим протезом, возможно никелем. Что, не хотел светить пушку, из которой кончил Василя?

Бес ничего не сказал, молча прожигая Глинского темным зрачком единственного глаза, впрочем, инструктору, похоже было плевать на зловещие взгляды кибернетика. Кадьяк прекратил улыбаться.

— Ограблена. Убийца обыскал домик и забрал все сбережения. Не тронул ценности, только нал и ЭЧК.

— Так… — Кадьяк постучал двумя пальцами о столешницу, выбив короткий ритм. — Это интересно, да.

— Вроде из кооператива ты больше никого не приморил, — продолжил инструктор. — Но тут я вспомнил, как один сталевар крутил портрет Фирсова. А чего ты точно не умел, так это рисовать, значит, выучился уже после. Недавно. И тогда я сделал запросец по мазилкиным Хабаровска. Как думаешь, что же я узнал?

— Петр Евсеев, преподаватель живописи, — усмехнулся половиной рта Постников. — Убит при попытке уличного ограбления.

— Забит насмерть куском трубы, — поправил Глинский. — Перелом черепа и почти мгновенная смерть.

— Я не знал, как все повернется. А старик видел, что я пытался воспроизвести по памяти рожу Фирсова. Нехороший след.

— Куда бы ты ни пошел, остается кровавый след.

— Как за всеми нами, — безрадостно усмехнулся Бес. — Ты тоже не одних лишь капиталистов отстреливал. Даже он, — кибернетик указал на Мохито. — Скольких конкурентов превратил в овощ, перегрузив хром в башке? Но если не в субботу, то и не считается. Правда?

— У всякого греха есть своя мера, — отозвался граф, печально и мудрено.

— Я бы с тобой согласился, — серьезно и с каким-то даже пониманием вымолвил Глинский. — Если бы ты грохнул одного Василя. Да, поступок блядский, как ни поверни, но и сам директор был той еще скотиной. Послевоенные спекуляции, пенсионерские квартиры, деньги в рост под сто процентов… Можно сказать, судьба за ним долго шла, давая время покаяться. Но гнилого бандоса только могила исправит, и могила к нему пришла, наконец. Но Толчина? — тихо, почти шепотом спросил Глинский. — Двадцать один год девчонке был. Студентка в затяжном академе, копила на восстановление и чтобы брата пристроить по жизни. А ты ее убил. Даже не по приказу. Просто, чтобы не осталось свидетеля. Сколько денег ты с нее взял? Стоило оно того? В карманах приятно зашуршало?

Постников дернул шеей, наклонив голову, как пес, отрывающий кусок мяса, и промолчал.

— Хотя это я тоже понимаю, — сообщил Глинский. — Не одобряю, но понимаю. Девчонку жаль, но когда трешься с разными подонками бок о бок, можно огрести просто так. Рядом оказался в плохой момент — и все. Ладно, бывает. Но Евсеев? Старик семьдесят лет прожил, на войне побывал, причем добровольцем, от натовских «тактиков» по штабам не прятался. Хотя мог бы, все-таки категория «В». А ты его как падаль последняя…

Глинский поморщился с не наигранным отвращением.

— Как падаль, — повторил он.

В изолированном помещении царила тишина, лишь едва заметно шуршала система кондиционирования и фильтрации. И еще тихонько гудел шлем архитектора, подключенный к внешнему аккумулятору.

Кадьяк несколько раз стукнул по столу металлическими пальцами, словно щелкал бензиновой зажигалкой. Это был редкий случай, когда наемник не надел перчатки, так что в неярком свете искусственные руки производили впечатление высохших культей мертвеца.

— Как говорил один литературный персонаж, «упаси меня боже осуждать человека за то, как он зарабатывает себе хлеб или тем более мешать ему в этом», — негромко поведал иностранец, глядя куда-то в сторону. Затем перевел немигающий взгляд искусственных глаз на Постникова. — Но я бы сказал, этот вопрос требует прояснения.

— А тебе не все равно? — со злостью бросил директор синдиката. — Наемникам платят. Я заплатил. Откуда деньги — не твоя забота, пока соблюдается договор.

— Видишь ли… — Кадьяк ненадолго задумался. — Ты прав, за кровь положено платить. С одной стороны. С другой, я всегда считал, что есть разница между mercenaire и терроризмом. Я не работаю с террористами.

— Да ты человек высокой морали! — деланно восхитился Бес.