— Но не сегодня, — подвел итог Матвей и крепко пожал руку Глинского.

— А ты? — Постников решил, что пора заканчивать стихийные прения и посмотрел на Мохито. архитектор повернул голову, так, что мертвые окуляры уставились на сталевара.

— Пожалуй, я с вами.

— Уверен?

— Последний взлом дался тяжеловато. Пора вытаскивать электронику из головы, пора идти в ногу со временем. Я с тобой, пока ты платишь.

— Кроме субботы.

— Если быть точным, шаббат длится от заката пятницы до заката субботнего дня. Но я думаю, мы что-нибудь придумаем.

— А комитет? — Бес решил не оставлять недосказанностей. — Твои другие работодатели?

— Это мое дело, — Мохито сразу дал понять, что не расположен останавливаться на этом вопросе.

— Если ты работаешь на меня, ты работаешь только на меня, — обозначил Постников.

— Да, — коротко согласился архитектор.

Постников немного поразмыслил. Кадьяк тем временем встал и одернул неизменный плащ, затем натянул перчатки.

— Что ж, — подвел итог наемник. — Это было интересно. А теперь…

Он коснулся пальцем лба, будто обозначая касание несуществующей шляпы.

— До встречи, — с холодной непреклонностью пообещал Бесу Глинский.

Матвей лишь шевельнул рукой в прощальном жесте. Архитектор промолчал и ничего делать не стал.

«И вот нас осталось трое» — подумал Постников, глядя на свое крошечное воинство.

Небольшая речушка, точнее канал с частично обвалившимися стенками, был чудовищно грязен и вонял дохлятиной. Воды как таковой в нем не наблюдалось, ее заменял какой-то кисель, в котором бултыхался мусор любых мыслимых разновидностей. Кадьяк не сомневался, что если постоять на мосту чуть подольше, внизу проплывет покойник-другой. Индийцы не утруждали себя дорогостоящими похоронами. Берега традиционно обросли лачугами, контейнерами, лавками, чуть дальше поднимались строения посолиднее. Разумеется, и тут все переливалось огнями реклам, экранов и неоновых трубок. Все напоказ, и нищета, и богатство.

Два белых без сопровождения и видимого оружия в иных обстоятельствах стали бы отменной добычей, но было в них что-то… нехорошее. Что-то, заставляющее местных даже не ступать на мост, пока на нем расположились Глинский и Кадьяк. Наемник в своем плаще выглядел сюрреалистично на декабрьской жаре и оттого казался особенно зловещим. Многочисленные детишки, похожие на старых обезьянок, молча и сосредоточенно вылавливали мусор из потока, косясь на чужаков.

Глинский вытянул из кармана одноразовый телефон и быстро по памяти набрал код. На той стороне взяли трубку почти сразу.

— Бельды? — уточнил Глинский.

— Кто говорит.

— Значит, Бельды. Привет национальным меньшинствам от старшего брата.

— Доболтаешься, урод. Кто говорит, кому язык в жопу заколотить?

— Ты меня не знаешь. Но я про тебя слышал.

— И че с того?

— А еще я слышал, где найти одноглазого, который кончил Василя и зашкварил ваше объединение с «Затоном».

Пауза.

— Ну, рассказывай.

— Значит, интересно, чудь белоглазая?

— Чудь в финской ССР, кретин необразованный. Говори.

— Я перезвоню.

Глинский выкинул «стольню» и посмотрел, как одноразовый аппаратик тонет в грязном потоке. Сразу двое или трое маленьких добытчиков постарались вытянуть ценную вещицу с помощью бредней на телескопических удилищах.

— Возможно, было бы проще вернуться и пристрелить его? — спросил Кадьяк.

— Да. Возможно проще, — отозвался Глинский, думая о своем.

— Тогда в чем дело?

— Один против двоих, — пояснил инструктор. — Я могу при кое-каком везении перестрелять кого-то одного. Но не обоих. А ты вне игры, поскольку человек принципов и работаешь за деньги, верно?

— Да, — чуть улыбнулся Кадьяк. — Приятно видеть столь понимающего человека.

— Кроме того я не хочу валить Матвея, — честно признался Глинский. — По крайней мере, сейчас. Тем более, что непонятно, кто кого, если бы дошло до края.

— Он хорош, — согласился Кадьяк. — Даже сейчас хорош. И рука у него все время лежала на пистолете.

— О чем и речь.

Кисельные потоки наползали на бетонные опоры моста. Кадьяк проводил взглядом труп какого-то животного, кажется собаки, что мирно дрейфовал лапами кверху. И предположил:

— Ты хочешь мстить. Не просто убить. Слишком личное отношение.

— Да. Это очень личное, — прямо сказал Глинский. — Хочу, чтобы дело его жизни рассыпалось у него же в руках, как песчаный домик. Для этого просто пары стволов недостаточно. Понадобятся хорошие деньги. И специалисты.

— Кажется, ты их нашел, — с той же интонацией заметил Кадьяк.

— Думаю, да. Когда будет нал, ты в деле?

— Когда будет нал, обращайся, обсудим. Контакт я дам.

— Договорились.

Кадьяк помолчал, но красноречиво, так что Глинский навострил уши, ожидая продолжения. И не напрасно.

— Еще я дам скидку. Хорошую скидку, — решительно пообещал наемник.

— Ой, что это, кажется личное отношение? — прищурился Глинский. — А как же холодный профессионализм?

— Хорошо, не дам, — согласился Кадьяк. — Ты прав, серьезная работа должна оплачиваться по соответствующей стоимости.

— Эй-эй! — Глинский понял, что переборщил с иронией. — Я пошутил!

— Я тоже, — скромно улыбнулся наемник, и осталось непонятным, к чему относилась шутка, к скидке или ее отзыву.

Стрелок и кибернетик пожали друг другу руки, а после разошлись, каждый по своим делам с вполне четко определенными целями. Опасных чужаков провожали десятки настороженных и алчных взглядов, однако никто не решился на большее.

Бес пошел в ванную, чтобы умыться. Точнее, выиграть немного времени, успокоить мысли, избавиться от гримасы, которая словно приросла к лицу, перекосив его в злобную рожу. Сталевар набирал воду в искусственные ладони, щедро расплескивая, тер физиономию, царапая кожу сочленениями суставов.

«Что же делать?.. Что теперь делать!?»

Мысли бились, как птица в тесной клетке. Постников был готов ко всему, во всяком случае, так ему казалось, от ожидаемого успеха до феерического провала и встречи с карательным отрядом «Правителя». Как обычно, действительность вырулила в неожиданный и непредсказуемый разворот, поневоле заставивший вспомнить древние притчи. «Не желай, а то сбудется» и прочее в том же духе.

Итак, Постников обрел синдикат, причем в единоличном пользовании. Никаких совладельцев, никаких заклятых друзей, партнеров и прочих акционеров. Жертвы оказались не напрасны, более того, для закладки серьезного коммерческого предприятия они были ничтожны. Однако сталевар не испытывал по этому поводу ни капли радости. Не было ни счастья, ни разочарования, лишь нарастающее чувство опустошения и немой вопрос «а дальше то что?..»

Вода струилась из крана, разбивалась о фаянс раковины, будто символизировала течение времени, которое нельзя обернуть вспять и заставить вернуться в никелированную трубку. Постников тер лицо до жжения в покрасневшей коже, понимая, что тянуть нельзя. Сейчас придется выйти к двум коллегам и начать действовать. Делать первые шаги в долгой и жестокой партии, которая поднимет синдикат к успеху. Или наоборот.

Тянуть нельзя… Но Бес не представлял, что делать дальше. Все планы и наметки подразумевали хоть какой-то стартовый капитал и прикрытие могущественных покровителей. Жизнь у новорожденного синдиката обещала выдаться нелегкой и кровопролитной, но первые шаги ему предстояло сделать под чутким присмотром.

А теперь в активе пустые карманы. Израненный боевик, которому даже ходить сложно без механической поддержки. Архитектор, который работает то ли на Постникова, то ли по-прежнему на Комитет. И, с позволения сказать, «штаб-квартира», которую придется освободить через несколько часов. А еще много планов и амбиций, которые пока ничего не стоят.

Бес выпрямился, посмотрел на себя в зеркало. Автоматика перекрыла воду и одновременно запустила волну теплого воздуха. Постников невидяще смотрел на самого себя, и прокручивал в голове слова Фирсова с Глинским.